Публицистика

Духовные корни коррупции

Духовные корни коррупции

 

Желание быть богатым не является чем-то естественным для человека, чуть-ли не инстинктом, оно воспитывается и живет в обществе и государстве как установка на общий положительный результат, словом имеет рукотворный характер. И наше время являет удивительные успехи тех, кто сегодня продвигает  эту идею в массы. В десятки, если не в сотни раз по сравнению с 1990-ми годами выросло сегодня число людей в России, рвущихся к богатству. Вырос уже образцовый социальный слой из числа представителей шоу бизнеса, на который призваны ориентироваться все, кто избрал стяжание целью своей жизни.

Но сам феномен безудержного стяжания появился не в 1990-е годы в России а гораздо раньше. Истоки  его в реформаторской эпохе Петра Великого, когда в государственной сфере и близкой к ней стал прививаться европейский стандарт жизни. Этим процессом были затронуты хозяйственные сферы тесно связанные с государством, а также некоторые социальные слои, прежде всего, дворянство и купечество. Причем ориентация шла не на католический запад, а на протестантский (лютеранский), что имело свою специфику. Протестантизм тогда только становился локомотивом  капиталистической  экономики, поскольку именно в протестантизме жизненный успех был сопряжен с вопросом личного спасения человека в вечности.  Богатство было зримым показанием того, что тебе благоволит Бог и тебе есть чем оправдаться на Страшном суде.  Конечно, это было трудовое богатство, но тем не менее – богатство. Россия, хотя и принялась учиться жить по-европейски, но все е оставалась православной страной,   и  православной монархией. Узкий слой дворянства и купечества, потом чиновничества и был только затронут европейскими переменами  и именно этот слой первый вкусил сладость плода безудержного стяжания. Привычный тип прежнего богатого царедворца , живущего на царские пожалованья, на  барщинные сборы с крестьян принципиально отличался от нового дворянина. Прежде богатство было консервативно и натурально. Границы его колебались из века в век в известных пределах, зависели от выслуги, успехов на войне, дипломатической или придворной выслуги, но  не было резких скачков. При Иоанне Грозном хотя и был похожий на петровский  период, но он не получил тогда своего продолжения. Тогда и немцы-лютеране стали впервые жить в Москве отдельной слободой. Богатство знати в старые эпохи было сосредоточено в  одежде, столе, выстроенных теремах (но опять е не выше уровня царского). Во всем господствовали не деньги, а натуральный продукт.  Главной ценностью была земля.

В петровскую эпоху огромное число людей получили возможность пройти в течение одной жизни путь из «грязи да в князи», при этом накапливая не натуральный продукт, а деньги — интернациональный эквивалент обмена.  Деньги становятся главным критерием высоты положения в обществе и государственной иерархии. А.Д. Меншиков уже моет себе позволить построить в новой столице, дворец, гораздо лучший, чем у царя.   И это правило  действовало  и далее. Именно ПетрI впервые столкнулся с  таким явлением как коррупция: мздоимство казнокрадство, лихоимство. Но как великий реформатор ни старался, как ни был строг к нарушителям закона, исправить ситуацию он не мог. Не суме царь образумить даже своего ближайшего помощника из числа «птенцов гнезда петрова» — Александра Даниловича Меншикова. Пока того Сам Господь не смирил и не призвал его  к покаянию, все оставалось по-прежнему. Так впервые обозначились адские глубины этой огромной проблемы для всей России.

Вместе со свободой и светскостью новые дворяне получили вкус к безудержному стяжанию,  потеряв чувство меры, которое было присущее прежним вельможам. Пожалование царское, хотя и сохранилось при Петре I, но  оно перестало иметь прежнее значение. Не здесь можно было получить большие деньги (сразу и много), а  где-то в иной области, хотя и с нарушением закона.  Принципиально иной становится та сфера, где  тратились деньги.  Жить по-европейски означало иметь деньги, а не натуральные продукты, и деньги немалые. Огромные вложения требовали частые балы, с участием большого количества приглашенных гостей. Мода стала диктовать с вои правила ношения одежды, которую нужно было покупать у заграничных продавцов по высоким ценам. Мода часто менялась. С конца XVIII в. немало расходов стало уходить на образование дворянских и купеческих отпрысков, содержание личных врачей и квалифицированной прислуги. Не случайно вопрос о крепостном праве стал главным вопросом  дворянской эпохи — XVIII —XIX веков. Плохой ли, хороший ли по нраву и религиозности был землевладелец,  он долен был волей или неволей увеличивать расходы, а значит — требовать все больших денег со своих крестьян. Поездки за границу: «на курорты», «на отдых», для знакомства с европейской культурой также выкачивали  немалые средства из дворянского бюджета. В целом же для абсолютного числа дворян, уже в начале XIX в.  расходы стали превышать доходы, но при этом  богатейшие вельможи, имевшие сверхдоходы, продолжали быть образцами «настоящих» дворян. Это было одно сословие и потому среднее и мелкое дворянство изо-всех сил тянулось за богатейшим дворянством. На кону стояли честь, достоинство, дворянский мундир. При этом всех и богатых и бедных не обходило искушение получить деньги незаконным путем, и не все это искушение преодолевали. Шла действительно большая игра, если на кон были поставлены души людские и высокие нравственные идеалы. Немецкий герой Фауст обретал плоть и кровь на русской земле.

Однако нельзя отрицать того, что среди русского дворянства было немало достойных людей: честных, верующих, жертвенно служивших своему Отечеству. Дворянская среда дала России великую культуру — художественную, политическую, научную и экономическую. Не отрицая и не умаляя всего положительного, что совершалось в эту эпоху и собственно ради чего и затевались петровские реформы — чтобы России не быть поглощенной Европой — мы должны помнить и о самых  страшных отрицательных последствиях этих перемен. Без европейской прививки Россия не смогла бы совершить великую церковную миссию — распространения Православия в Сибири Дальнем Востоке, в зарубежной Азии, включая Китай и Японию, в Европе и Америке.

Но в те же годы  внутри страны постепенно набирал силу процесс, связанный со стяжанием. Вслед за дворянством с начала XIX в., после отечественной войны 1812 г. к богатству устремились вслед за дворянами и купцами и другие сословия: крестьянство и духовенство. Желание обогатиться на первом этапе выглядело как естественное движение к комфорту, лучшей доли для детей, возможности посмотреть мир и т.д. При этом в число богатых выбивались немногие. Другие  получали какой-то минимум и застревали на одном месте, на одном уровне, еле сводя концы с концами. Третьи е вообще выпадали из категории среднего достатка, беднели, впадали в нищету и безысходность. Такое расслоение было закономерным результатом гонки ради обогащения. Без понимания того, что эта страсть как домоклов меч висела тогда над многими, нам не понять поступков ни Раскольникова, убившего старуху-процентщицу, ни многих героев Тургенева,  Толстого и Гончарова. Бедность и нищета в еще большей степени подстегивали других, заставляли прибегать к нечистым средствам обогащения, плодили и множили коррупцию.  Россия XIX в. была абсолютно крестьянской страной и раскачивание крестьянского маятника было особенно страшно тем, что в гонку за стяжанием включалось сословие, являвшееся основой всего. Крестьянство в отличие от дворянства особенно жестко и массово рассекалось на разные уровни достатка, породив в коечном счете,  такое революционное сословие как фабрично-заводской пролетариат. Также отсюда страну наводнила целая армия постоянно бездомных нищих. Коррупция в эту эпоху была в любой социальной среде, не исключая крестьянскую. Известны многие случаи, когда крестьяне за магарыч, поставленный  кулаками-мироедами готовы были решить «миром», то или иное угодное им дело.

Россия, одев на себя европейское платье ради благородных и высоких целей, столкнулась с неизбежным следствием «переодевания»  в чужое платье. Но и те, для кого это платье было своим этой проблемы не избежали. Напротив, это была их родная проблема, как следствие их экономической и в первую очередь духовно-религиозной системы. Почему же сегодня на слуху постоянные упреки России в коррумпированности, словно она породила это явление и одна почти продолжает ее воспроизводить? Россия  продолжает свой путь, начатый Петром I и чужое одеяние продолжает пагубно влиять на народ и страну. При этом наше стяжание и коррупция, в силу чужеродности одежды, видны всему миру, они зримы и открыты. За рубежом «своя одежда» позволяет многие вещи, связанные со стяжанием (как целеполаганием общества),  смягчать и стабилизировать, а связанные с коррупцией — прикрывать и не обобщать. Такое впечатление, что коррупция на западе, включена в естественный процесс движения капитала. При этом там есть и «откаты»,  и «разводки», и взятки, но не в виде чемоданчиков с деньгами, принесенных в знак благодарности, а виде готового продукта, который моно получить как бонус, не рискуя попасться.  Некоррумпированный запад периодически сотрясают странные скандалы. То вдруг в образцовой английской королевской семье кто-то передает секрет журналистам за деньги, то чиновник высокого ранга, используя свое положение греет руки на кризисе. Но все эти мелькающие случаи не обобщаются в некую картину «прогнившего коррумпированного общества», а представляются как досадные исключения. Но западный мир, при внимательном его изучении, оказывается ни чем не лучшим российского, моет быть лишь способностью скрывать свои пороки. Но это не достоинство, а тоже порок.

Коррупцию породил западный, протестантский капитализм, с его неудержимым стремлением человека к богатству и жажде накопления.  Россию сегодня  в какой-то степени спасает Православие, хотя вот уже три века как мы движемся в фарватере западных ценностей.  Сейчас, когда стяжанием охвачены в России  самые широкие слои, но при этом Церковь уже не имеет имперских возможностей распространять Православие (ради чего всё затевалось в начале XVIII в. по большому счету), возникает вопрос: зачем России далее нужны чужие одежды? Одежды в самом широком смысле этого слова.  Власти ведут борьбу с коррупцией и одновременно поощряют движение населения страны к обогащению. С президентской трибуны звучат слова: комфорт, комфортная жизнь как обозначение национальной идеи. Но ведь именно движение к обогащению и порождает коррупцию, потому что порочность заключается уже в выборе порочной цели. Коррупция является лишь следствием движения к обогащению.

У России должна появиться другая национальная идея, не сопряженная с западной протестантской, религиозной целью. Тем более, что сейчас когда Русская Православная Церковь отделена от государства и настолько связана по рукам и ногам этими западными ценностями извне, что ей грозит большая опасность — начать протестантскую миссию, вместо православной. Так что вопрос о коррупции тесно связан с нашей национальной идеей. Какой она будет, такой и будет наше общество. 

Кириченко О.В.